Аналитик Thomson Reuters: Цена барреля может достичь $100 и даже выше

Высокая волатильность нефтяных цен в последние месяцы; ожидания, связанные со встречей ОПЕК и очередным решением о сокращении добычи; энергетическая политика США — факторы, влияющие на нефтяные цены, от которых зависит российский бюджет. «Газета.Ru» побеседовала о современном нефтяном рынке и его рисках с глобальным руководителем подразделения по исследовательским проектам и аналитике в нефтяной отрасли Thomson Reuters Шакилом Беггом

— Мистер Бегг, какие основные факторы сейчас влияют на нефтяной рынок и на цены?

— Сейчас это прежде всего объемы и динамика добычи как в странах ОПЕК, так и у независимых производителей. Особую роль играет рост добычи нефти в США. Также влияют ожидания, связанные с решением о продлении договоренности о снижении добычи. Кроме того, важным фактором является изменение объемов глобальных запасов нефти. Причем как в странах, входящих в организацию ОЭСР, так и в странах, не входящих в нее. Менее значимые драйверы: темп экономического роста в различных странах мира и изменение процентных ставок.

— Превышает ли сейчас предложение спрос на мировом рынке? И каков уровень мировых запасов?

— Предложение сейчас превышает спрос примерно на 1 млн баррелей в сутки — это весьма существенный уровень. Также на высоком уровне находятся глобальные нефтяные запасы, но мы ожидаем, что в ближайшие несколько месяцев разрыв между спросом и предложением сократится, так как будет расти сезонный спрос нефтеперерабатывающих предприятий на сырую нефть.

— А что нужно для того, чтобы рынок полностью сбалансировался, спрос равнялся предложению?

— Необходимо снижение тех же глобальных запасов и, главное, более активное сокращение физической добычи, причем не только в странах ОПЕК. Сейчас есть сомнения в том, что соглашения о снижении добычи, заключенные в ноябре прошлого года, полностью исполняются. Как считают аналитики Thomson Reuters, во многих странах, подписавших соглашение, добыча и до него могла быть ниже официально заявленных уровней. То есть соглашение просто позволило привести декларируемые цифры в соответствие с реальной добычей, а реального же снижения не было.

Если спрос и предложение выровняются, цена барреля может достичь $100 и даже выше. Но нужно понимать, что рынки действуют согласно ожиданиям. И для роста цен необходима уверенность в том, что добыча и мировые запасы действительно сократятся. Если же нависание предложения над спросом сократится до значения менее 500 тыс. баррелей в сутки, цена уйдет выше $60 за баррель. По нашим оценкам, такое сокращение разрыва возможно в 2018 году.

— Какие прогнозы по встрече ОПЕК?

— Наш базовый сценарий: соглашение о сокращении добычи будет продлено еще на полгода. Это наиболее вероятный вариант, хотя не исключено, что срок будет большим. Также вероятно, что сокращение не будет эффективным, если к нему не присоединятся страны, для которых в ноябрьском соглашении были сделаны послабления: Иран, Ливия и Нигерия. В частности, у Нигерии есть потенциал по увеличению добычи и ухудшению баланса спроса-предложения.

— Но ведь невозможно постоянно поддерживать сокращение добычи, рано или поздно от него придется отказаться. Когда это может произойти? Ведь тогда добыча вновь пойдет вверх, а цены, напротив, будут опускаться?

— Такой сценарий реалистичен. Но добывающие страны стараются тянуть время в надежде на рост мирового спроса, который должен, что называется, «подтянуться». Тогда, к моменту отказа от сокращения добычи, это решение уже не окажет негативного эффекта. Это, кстати, может произойти, так как сохранение низких цен в течение длительного времени стимулирует спрос.

Однако низкие цены в то же время имеют ограниченный эффект на стимулирование спроса, особенно в странах – членах ОЭСР, учитывая повышение эффективности потребления энергии и диверсификацию потребления. Возможный рост может произойти на развивающихся рынках, которые с высокой степенью вероятности сократят субсидии, которые включены в стоимость энергоносителей, что также ограничит положительный эффект от низких цен.

Если же спрос не вырастет, среднегодовая цена на нефть может оказаться в диапазоне $30–40, возможно, $30–45 за баррель.

— Недавно крупнейший в мире нефтетрейдер VITOL заявил, что в текущей ситуации, пока к соглашению не присоединятся Китай, Индия и особенно США, все эти договоренности не имеют смысла. Что вы думаете по этому поводу?

— В целом мы с этой точкой зрения согласны. Влияние соглашения на цены в первом полугодии оказалось весьма незначительным. Если бы США с самого начала присоединились к нему, цены, весьма вероятно, достигли бы $60 за баррель, а возможно, и перешагнули этот уровень. И если Штаты присоединятся сейчас и добыча начнет реально сокращаться, мы опять-таки можем увидеть движение котировок к $100. Но это крайне маловероятно. На американском рынке основную роль играют частные компании, которые нельзя контролировать. У частных нефтяных компаний в США свои разнонаправленные интересы, поэтому вряд ли они придут к консенсусу и организованно скажут: «Да, мы хотим сократить добычу».

Кроме того, не следует забывать, что благодаря развитию технологий и инфраструктуры в США значительно снизился уровень безубыточности добычи на сланцевых месторождениях. Сейчас он в диапазоне $35–50 за баррель, в зависимости от конкретного проекта. Понятно, что в Техасе, например, у нефтяных компаний точка безубыточности будет ниже, там давно уже есть вся необходимая инфраструктура. Особенно дешевой будет себестоимость добычи у техасских компаний, работающих в нефтеносном бассейне Permian.

Когда Дональд Трамп пришел к власти, он одобрил строительство трубопровода в Северной Дакоте. Это позволяет низкозатратным образом, по трубам, перекачивать нефть из тех мест, где она добывается и откуда раньше можно было вывезти только автоцистерной или по железной дороге, в американские морские порты, откуда она идет на экспорт. Затраты на транспортировку снизились в среднем примерно на $5 за баррель, что открывает новые возможности для того же экспорта за счет экономии на транспортировке.

— Кстати, глобальные планы Трампа по расширению добычи на шельфе — говорит ли это о том, что теперь будет меньше добываться сланцевая нефть на суше? Можно ли говорить о переориентации на шельф?

— Политика Трампа направлена на поддержание бизнеса, в частности нефтяного. Трамп пообещал сделать США независимыми от внешних поставщиков энергоносителей. То, о чем вы говорите, про шельфовое бурение, это фактически дерегулирование, отмена ряда ограничений, связанных с природоохранными вопросами. Но это отнюдь не значит, что сразу увеличится количество разбуриваемых на шельфе скважин — просто появилась такая возможность. Шельфовые проекты — высокозатратные и требуют много времени, от выхода на площадку до реального результата могут пройти годы.

Между прочим, факт, ускользнувший от внимания аналитиков и прессы: за последний год опережающими темпами в США росла добыча в Мексиканском заливе и других традиционных регионах морской добычи, и именно она внесла решающий вклад в общий рост производства нефти в Америке, а не континентальные «сланцевые» проекты.

В целом речь идет не о переориентации на шельф, а о диверсификации добычи. Америка хочет добывать всеми возможными способами, стимулировать добычу.

— В ближайшие годы в Америке прогнозируется не просто рост добычи, а даже «новый виток сланцевой революции», новые рекорды. Куда пойдет вся эта нефть и чем это может грозить мировому рынку?

— Штаты еще в начале 2016 года ослабили ограничения на экспорт сырой нефти. Это было продиктовано тем, что американские потребители не справлялись с ростом добычи, вызванным развитием технологий и инфраструктуры. Вопрос: сможет ли сейчас американский рынок переварить новые объемы? Ответ: нет. По простой причине: американские НПЗ оптимизированы под «тяжелую» высокосернистую нефть, и им сложно, затратно, а иногда и невозможно переориентироваться на «легкую» низкосернистую нефть, которая преимущественно и добывается в Америке.

Инфраструктурный прогресс последнего времени упрощает экспорт этой «легкой» нефти. Она идет на рынки Европы и начала поступать на рынки Азии. И там и там уже много других игроков, например Россия со своей Urals (кстати, РФ сейчас активно наращивает свое присутствие на рынках Азиатско-Тихоокеанского региона). При этом ожидать сколько-нибудь серьезного роста внутреннего спроса в США нельзя: технологии становятся все менее ресурсоемкими и все более энергоэффективными. Значит, США будут наращивать экспорт.

— И что это означает для мирового рынка?

— Обострится борьба производителей за потребителя, вырастет уровень конкуренции. При этом Штаты смогут экспортировать больше нефти только в одном случае: если их цена будет конкурентоспособна на мировом рынке. Больше всех в данном случае пострадают поставщики из Западной Африки — плюс ко всему у них есть сложности с регулярностью поставок, да и самой добычи. Они не могут гарантировать поставки из-за нестабильности, напряженности в регионе. Покупатели же, особенно на рынках АТР, будут в выигрыше.

— Перейдем к России. На ваш взгляд, какие у России как игрока на нефтяном рынке сильные и слабые стороны?

— Плюсы в том, что в России есть много добывающих компаний, которые сильны технологически, которые используют самые передовые технологии и могут добывать нефть в труднодоступных условиях, например в Арктике. Кстати, что касается технологий, в России, в отличие от той же Америки, технология сланцевой добычи, гидроразрыв пласта, существует уже много лет.

Кроме того, российские компании доказали, что они способны наращивать добычу даже в тяжелых экономических условиях.

Об этом, в частности, свидетельствует недавний пик постсоветской добычи нефти (осенью прошлого года Россия вышла на уровень суточной добычи в 11,2 млн баррелей в сутки, что стало рекордом со времен СССР. — «Газета. Ru»). Кроме того, у России удобное географическое положение — между рынками Европы и Азии — и она может его успешно использовать благодаря развитой нефтяной инфраструктуре. Плюс к этому российская основная экспортная марка нефти Urals является среднетяжелой сернистой нефтью, а именно такая нефть, пожалуй, является самой популярной в мире, и именно под нее оптимизированы как европейские, так и азиатские НПЗ.

Очевидные минусы заключаются в том, что российская экономика и российский бюджет сильно зависят от нефти и газа.

Второе — высокий уровень присутствия государства в нефтяной отрасли, контроль правительства. По поводу второго пункта — это нельзя однозначно назвать минусом; это и преимущество, и недостаток одновременно из-за экономии на масштабе и защите от изменений цен на нефть в операционной деятельности, с другой стороны, компании хуже подстраиваются или реагируют на изменение цен.

— Кстати об Арктике. Имеет ли смысл при нынешних ценах разрабатывать арктические недра, будут ли такие проекты рентабельными? Опять же экологические риски — не слишком ли они велики? 

— Конкретного ответа на вопрос «при каких мировых ценах стоит идти в Арктику?» нет, так как пока нет данных о точке безубыточности для различных проектов. Арктические проекты высокозатратны, именно поэтому такие мейджоры мирового рынка, как Shell и ВР, ограничивают свои планы по проектам в высоких широтах.

С другой стороны, Россия уже доказала, что способна там работать («Газпром нефть» разрабатывает месторождение Приразломное на арктическом шельфе. — «Газета. Ru»). Что касается конкретно российских компаний, тут большую роль еще играют такие факторы, как оборудование: если оно импортное и закупается за валюту, то как будет влиять динамика обменных курсов?

Но главное, в долгосрочной перспективе компаниям — любым компаниям — нужен даже не какой-то строго определенный уровень цен, им важна ценовая стабильность. Арктические проекты занимают много времени, от старта проекта до получения первой нефти может пройти пять, а то и десять лет. Поэтому недропользователь должен быть уверен в длительном периоде если не высоких, то хотя бы стабильных цен.

— И последний вопрос, об уровне цен. Каковы прогнозы Thomson Reuters по среднегодовой цене на нефть в 2017 и 2018 годах.

— Аналитическая команда Thomson Reuters и эксперты, участвующие в опросах, предполагают, что среднегодовая цена может достигнуть $56 за баррель Brent в текущем году и $60 — в следующем.

/m.gazeta.ru/