«Арктика отличается повышенной уязвимостью»

Международный форум «Арктика – территория диалога» (29-30 марта, Архангельск) соберет самых разных специалистов со всего мира, включая экологов. Одна из самых горячих дискуссий, как ожидается, состоится в рамках круглого стола «Меры корпоративной экологической ответственности в Арктике».

Специфика районов крайнего Севера состоит в том, что природные экологические системы именно этой зоны крайне уязвимы в силу своей низкой экоустойчивости. Даже незначительное антропогенное воздействие наносит им ощутимый вред. Известный пример со следом тракторной гусеницы, который на заполярных почвах зарастает более сотни лет, не утратил своей актуальности.

Арктическая зона и побережье Северного Ледовитого океана – территории, во многом определяющие биологическое равновесие и климат Земли. Их хрупкость и зависимость от уровня техногенной и антропогенной нагрузки на окружающую среду – предмет пристального внимания со стороны учёных, специалистов по охране окружающей среды и природопользованию, а также технологов компаний, нацеленных на добычу сырьевых ресурсов в Арктической зоне.

Борис Порфирьев, заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, член-корреспондент РАН, доктор экономических наук, профессор, комментирует ситуацию: «Арктика отличается повышенной уязвимостью и очень высокой чувствительностью, как к антропогенной нагрузке, так и к климатическим изменениям. Например, эффект потепления проявляется там в 2,5-3 раза сильнее, чем в глобальном плане. Любое вмешательство в арктическую экосистему должно строиться с учетом этих обстоятельств.

Наиболее ответственные компании, которые строили свои производства в Арктике, всегда старались соблюдать нормы. Их действия предусматривали всегда естественное существование диких животных рядом – например, компании при строительстве оставляли проходы для миграции оленей. Строители также старались использовать резиновый гусеничный ход, чтобы меньше повреждать поверхностные слои почвы.

Если компания приходит всерьез и надолго, то она должна помнить, что пришла фактически к себе в дом. И относится соответствующим образом. В любом случае она станет заниматься природопользованием, потребляя как минимум земельные ресурсы, а может и больше – ископаемые, углеводороды. И даже просто здравый расчет говорит о том, что вести себя нужно в соответствии со стандартами, иначе пользоваться природными ресурсами через некоторое время станет невозможно.

Есть компании, которые действуют иначе: пришли, выжали из региона все, что можно, за год-два-три, и ушли, оставив после себя полную разруху – по принципу «После нас – хоть потоп». Те, кому закон не писан, долгие годы бросали в Арктике бочки из-под топлива, они годами скапливались в арктической зоне. И только в последнее время, когда этим вопросом озаботился президент, стали от этого избавляться. Сегодня можно уже говорить о том, что на Земле Франца-Иосифа почистили очень прилично, хотя осталось немало работы в других географических точках.

Все стандарты жизнедеятельности в Арктике известны. Не говоря уже о том, что в любой природной среде человек должен вести себя достойно – не мусорить, не вырубать лишнего и так далее. В Арктике нужно быть внимательней втройне.

Законодательно должны быть предусмотрены сроки пребывания компании в арктической зоне. Это должны быть какие-то длительные сроки, чтобы люди понимали, что им нужно беречь окружающую их среду, потому что здесь им жить и работать не год и не два года. С другой стороны, должен быть жесткий экологический контроль.

Кстати говоря, военные, которые присутствуют в Арктике постоянно, в последнее время строят очень экологичные городки. Их можно было бы взять за образец экологичности.

Что касается нефтедобычи на шельфе. Технологически мы подошли к этому вопросу очень близко, и некоторое количество нефти на шельфе уже добывается – например, известное месторождение Приразломная находится в эксплуатации, нефть добывается там с платформ. Мы могли бы продвинуться и дальше, но пока абсолютно безопасной технологии нет ни у кого – ни у России, ни у других государств. Еще нужно много работать.

Вторая проблема – сугубо экономическая. Цены на нефть сегодня таковы, что заниматься добычей нефти и газа на шельфе пока экономически нецелесообразно. И этот вопрос откладывается до неизвестных времен. В каком-то смысле мы отдалились от идеи использования шельфа.

Обсуждая Северный Морской путь и возможные загрязнения, связанные с транспортировкой нефти и\или бункеровкой судов, следует понимать, что риск, конечно, не равен нулю, но он минимален – соответствующие подходы и технологии давно отработаны. Кроме того, если нефтеразлив произошел в Арктике, то бороться с последствия тяжело, и очистить практически невозможно. А если подобная катастрофа случается в южных морях, то чистить намного легче, но там ихтиофауна и сами воды более уязвимы.

Вопрос экологичности СМП – это не вопрос бункеровки, это вопрос грузопотоков. Сегодня СМП многократно, на порядки проигрывает грузопотоку через Суэцкий канал. И даже если взять очень широкие временные рамки перспективы – улучшение ситуации не просматривается. Постоянная проводка судов требует иного навигационного оборудования. Порты должны быть глубоководными – пока мы сделали только Сабетту, порт на выходе из Обской губы.

Кроме того, не надо думать, что потепление климата полностью избавляет от проблемы льдов. Вопрос пакового льда решается, но есть проблемы с малыми айсбергами и большими льдинами. И по некоторым оценкам, блуждающие айсберги и льдины могут доставить больше проблем с точки зрения угрозы экологии, чем сплошной лед.

Не имея соответствующего уровня экологической защиты, увеличивать объем грузопотоков СМП, добиваясь конкурентоспособности с Суэцким каналом, нельзя. Пока СМП нужен нам для перевозки внутренних, российских грузов и в стратегическом плане. Говорить об увеличении грузопотока в разы еще очень рано».

/Росконгресс/