Рогозин и Шпицберген – разжигая Арктику

Андрей Криворотов, к.э.н., член Экспертного совета Российско-норвежского научно-образовательного консорциума в области международного энергетического бизнеса, эксперт РСМД.

На минувшей неделе произошел нестандартный инцидент в российско-норвежских отношениях.

СМИ осветили это событие следующим образом. В субботу – 18 апреля 2015 года – заместитель Председателя Правительства России Д. Рогозин, вылетевший в Центральную Артику в связи с открытием плавучей станции «Северный полюс-2015», ненадолго остановился на норвежском заполярном архипелаге Шпицберген. На следующий день официальный представитель МИД Норвегии Ф.Андерсен – назвал – этот визит «вызывающим сожаление», поскольку власти страны уже предупреждали о нежелательности появления на Шпицбергене лиц, включенных в санкционные списки из-за крымских событий. Еще днем позже посол России в Осло был вызван в норвежский МИД для дачи пояснений.

Российский МИД в лице А. Лукашевича справедливо – ответил, что реакция норвежцев «необъяснима и абсурдна с точки зрения международного права», поскольку никоим образом не был нарушен Договор о Шпицбергене 1920 г., как и законодательство самой Норвегии. После этого норвежская сторона – заявила, что не намерена обострять отношения с Россией, и инцидент внешне был исчерпан. На сайте МИД Норвегии нет ни одного упоминания.

Следует пояснить, что суверенитет над Шпицбергеном Норвегия получила из рук держав-победительниц в Первой мировой войне на особых условиях. Граждане любой страны-участницы упомянутого Договора 1920 г. имеют право беспрепятственно въезжать на архипелаг и заниматься там любой коммерческой, научной и иной невоенной деятельностью. С этим были связаны интересные исторические эпизоды, когда на службу в Консульство СССР на Шпицбергене направлялись работники, ранее объявленные персонами нон грата и выдворенные из стран НАТО или других союзников США. Отказать им во въезде на архипелаг норвежцы не могли.

Таким образом, юридически ситуация вполне ясна. Однако именно поэтому возникают вопросы, чем в таком случае были вызваны действия норвежского МИДа, и чего можно ожидать в дальнейшем.

В этой связи отметим, что в Арктике в целом и на Шпицбергене в особенности Норвегией движут три существенно различные группы мотивов.

Прежде всего, это соображения национального характера, связанные с глобальным позиционированием Норвегии, защитой ее традиционных политических и хозяйственных интересов на Севере.

В последнее десятилетие норвежская политика в Арктике, опережая общемировые тренды, резко активизировалась по всем направлениям. «Поворот на Север» был намечен в конце правления правоцентристской коалиции К.М. Бундевика в 2005 г., в полной мере осуществлен в 2005–2013 гг. «красно-зеленым» кабинетом Й. Столтенберга (объявившим Заполярье главным приоритетом своей внешней и внутренней политики) и в последние полтора года продолжен правой коалицией Э. Сульберг. Опубликованные ими документы свидетельствуют о наличии в стране прочного межпартийного консенсуса: Норвегия должна лидировать в освоении Арктики и управлении ею.

Применительно к Шпицбергену это означает дальнейшее усиление принятой еще в 1974 г. политической линии на системное расширение юрисдикции Норвегии на архипелаге и в омывающих его водах, что чревато серьезным ущемлением традиционных интересов России. Активность норвежцев приобретает для них особую актуальность в свете повышения общемирового внимания к Арктике и проникновения на Шпицберген все новых стран (например, Китая, открывшего там собственную полярную станцию).

В то же время помимо национальных, есть и объективно совпадающие интересы Норвегии и России как исторически добрых соседей в Заполярье по сохранению экосистемы общего Баренцева моря и разумной эксплуатации его колоссальных рыбных и нефтегазовых ресурсов. Действуя в этом духе, обе страны смогли даже в период холодной войны создать эффективные механизмы совместного управления рыболовством в регионе, а в 2010 г. – мирно урегулировать сорокалетний территориальный спор, разграничив огромный участок Баренцева моря площадью 175 км².

Норвежцы, несомненно, дорожат этим уникальным достоянием. В заметке от 10 апреля 2015 г. в газете «Верденс ганг» министр иностранных дел Норвегии Б. Бренде отметил: «Россия, вне зависимости от политической обстановки, останется нашим соседом. Поэтому мы продолжим сотрудничество с Россией во многих областях, это важно для соседских отношений. Особый вес мы придаем сохранению сотрудничества в сферах эффективного управления рыбными ресурсами северных морей, ядерной безопасности, охраны природы, поиска и спасения на море».

Однако при этом он оговорился, что для возобновления контактов в полном объеме «Россия должна изменить свою политику». Дело в том, что для Норвегии существует и третий, общезападный комплекс интересов, побудивший ее присоединиться к антироссийским санкциям. В его основе не только давние союзнические отношения с США в рамках НАТО и теснейшие экономические связи с ЕС, но и искренняя боязнь остаться на Севере «один на один» с Россией (во многом из-за кризиса 1944–1947 гг., когда В. Молотов требовал от норвежцев сепаратно пересмотреть как раз Договор о Шпицбергене).

В годы холодной войны наряду с Турцией Норвегия приобрела престижный статус «флангового государства» НАТО. Помимо прочего, это принесло в страну мощные инвестиции из инфраструктурных программ Альянса, которые норвежцы научились эффективно использовать и для гражданских нужд. Снижение роли Севера для НАТО после распада СССР ударяет по интересам страны, которым объективно отвечало бы сохранение в Арктике очага контролируемой напряженности с Россией.

Политика Осло традиционно связана с балансированием этих, далеко не всегда совпадающих интересов. Очевидно, оптимальным для Норвегии был бы вариант, при котором она действовала бы на Севере (прежде всего, на Шпицбергене и в омывающих страну морях) по собственному усмотрению, либо же совместно с Россией, но при этом заручившись поддержкой крупных союзников по НАТО. Однако это далеко не всегда устраивало бы остальные страны. Например, как Россия, так и ряд западных стран (Испания, Великобритания, самоуправляемая Гренландия) не признают объявленную Норвегией в 1977 г. рыбоохранную зону вокруг Шпицбергена. Несколько лет назад британский Форин офис даже созвал по этому вопросу международную конференцию, на которую демонстративно не позвал норвежцев.

Таким образом, норвежский демарш в отношении визита Д. Рогозина имел минимум три адресата, преследуя при этом различные цели: протестировать прочность российских подходов в отношении Шпицбергена, продемонстрировать собственным избирателям решимость в защите национального суверенитета, а партнерам из ЕС и НАТО – твердое следование режиму санкций. Наиболее интересна апелляция именно к западным державам: солидаризировавшись с Норвегией в ее недовольстве по поводу визита Д. Рогозина на Шпицберген, они тем самым невольно поддержали бы подходы норвежцев по расширительному толкованию их суверенитета по Договору 1920 года.

Заявить свою принципиальную позицию для норвежцев было, видимо, важнее практического результата (а может быть, и поддержка союзников оказалась не столь однозначной, как ожидалось), в связи с чем они быстро сменили акцент в ситуации, не нагнетая излишней напряженности. С этой точки зрения, сдержанная и четкая реакция российского МИДа представляется верной как по существу, так и по объему.

В то же время обращает на себя внимание фраза Ф. Андерсена о том, что норвежцы рассмотрят варианты усиления режима въезда, в том числе на Шпицберген. Она показывает, что вопрос, по сути, не исчерпан, а действия норвежской стороны на архипелаге и в дальнейшем потребуют пристального внимания.

/http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=5773#top/